— Что… случилось?
— Потом. — Карл успокаивающе кивнул. — Главное — мы удрали. Ты получил болт в легкое; не найди Ари в ящике под фургоном укладку целебных эликсиров, быть бы тебе мертвецом. Но он нашел их, и ты жив. Кстати — как себя чувствуешь?
Ахира попытался бодро покивать. Вышло только чуть шевельнуться.
— Как я… сюда попал?
Уолтер похлопал его по плечу, отошел и уселся на скамью у дальней стенки фургона. Неспешно взял арбалет, перебрал стрелы в колчане.
— Карл нашел тебя на земле, если ты об этом. Тащил тебя на себе, как взбесившийся жеребец — прости за выражение, — пока не нагнал нас. — Он покосился на великана, который все еще торчал в дверях. — Одиннадцать болтов — маловато, учитывая мою меткость.
— Пристегни еще один колчан. Да не забудь тряпки и фонарное масло.
— И огниво.
— Непременно. — Воин взглянул на Ахиру. — Те двое снаружи, если тебя интересует. Они… они хотят немного побыть одни. И кто бы их за это винил. — Карл тронул Аристобулуса за плечо. — Ты уверен, что сможешь охранять… всех, пока нас не будет?
— Положись на меня. — Аристобулус сжал кулаки. — У меня осталось еще заклинание Огня — любой, кроме вас, кто рискнет подойти сюда, сгорит. И, кстати… Как ты считаешь, заклинательные книги Бленрита остались в его повозке?
— Сомнительно… — помотал головой Карл. — По-моему, как раз этот фургон мы и сожгли. Но я проверю — если удастся.
— Вот и ладно. А не выйдет — забудь.
Хаким рассмеялся.
— Ари, приятель, ты начинаешь мне нравиться.
Маг осклабился.
— Будьте осторожны.
Ахира попытался встать, приподняться на руках. И — не смог. Спокойнее. Он заставил себя расслабиться. Это всего лишь последствия раны.
— Вы никуда не пойдете. И уж в любом случае — не вернетесь туда.
Карл шагнул в фургон, ткнул Хакиму и Аристобулусу на дверь:
— Оставьте нас.
Те молча вышли; Карл сел рядом с Ахирой.
— Мы вернемся туда. Я и Уолтер.
— Нет! — попытался повысить голос Ахира.
— Ш-ш-ш. Давай я сначала объясню — зачем. Во-первых. — Он поднял палец. — В этом фургоне мало воды. Во-вторых. — Второй палец. — Мы остались без припасов — ни еды, ни веревки, единственный жбан фонарного масла и полбутылки целительного эликсира. — Он похлопал по Хакимову ятагану. — Да и клинок этот меня не устраивает. Я намерен добыть себе что-нибудь более подходящее — хоть как у Ольмина. А ежели я с ним покончу, меч ему более не понадобится. И последнее. Их там осталось пятеро, ну, может, шестеро. Имей они хоть каплю ума, они не рискнули бы преследовать нас, но я не стал бы закладываться даже и на эту каплю. Понимаешь? Мы — лисы; единственная хорошая гончая для нас — мертвая гончая.
— Сколько причин… А настоящая? Хочется сыграть в героя?
Прежде чем ответить, Карл долго молчал.
— Не сыграть. — Воин крутанул стальные браслеты на запястьях; брякнули обрывки цепей, — Эти мерзавцы изнасиловали двух дорогих мне женщин. Моих друзей, будь оно всё… Сейчас и Дория, и Энди-Энди… они… вроде как… — Карл закрыл глаза и сжал кулаки. Потом заговорил тише: — Им больно и страшно. И если я… ч-черт. Говоря с ними в следующий раз, я хочу иметь возможность сказать, что звери, причинившие им боль, мертвы. — Он разжал кулаки и спрятал лицо в ладонях. — Я хочу сказать им, что они в безопасности, но в этом треклятом мире это будет ложью. Господи, как бы мне хотелось быть дома! — Он поднял с пола шерстяное одеяло и принялся ятаганом кромсать его на полоски. — И если уж быть правдивым до конца, дружище гном, Ольмин изрядно напугал меня. Я хочу, чтоб он был мертв.
— Нет. Ты никуда не пойдешь. Я не отпускаю тебя. — Как же Карл не поймет, что эта затея слишком рискованна? Главное — спешить к Двери, а не выслеживать выживших работорговцев.
— Ты не остановишь меня. — Карл привязывал болтающиеся цепи к запястью, пропуская тряпочки в звенья. Привязал, сильно встряхнул… Ни звука. — И не пытайся отговаривать Уолтера. — Воин повторил ту же процедуру с другой рукой и занялся ногами. — Ты оставил меня за себя, помнишь?
— Только пока…
— Вот именно. — Карл повел плечами. — Ты все еще не можешь командовать — насколько мне известно. — Сильными пальцами Карл сжал плечо Ахиры. — Мы вернемся. Не волнуйся.
Два шага к дверям — и Карл Куллинан исчез.
До самого рассвета Аристобулус сидел на страже: маг по-портновски устроился на одеяле на крыше фургона, пристроив рядом мех с водой и держа в голове наготове заклинание Огня.
Когда занялся день, на горизонте показалось пятнышко. Маг поднялся и приготовился. Если это возвращаются Карл и Хаким — что ж, отлично. Если нет — тоже неплохо, только по другой причине. Маленькой группке обычных людей не совладать с ним, кроме как стрелой, а он сожжет их задолго до этого.
Пятнышко постепенно увеличивалось — и наконец стало видно, что это их прежний открытый фургон, только тащат его на сей раз восемь коней. Карл и Хаким сидели на облучке — перемазанные, но невредимые.
— Карл, Хаким, — окликнул маг, — все ли… — Не сумев подобрать подходящего слова, Аристобулус смолк.
Куллинан натянул поводья.
— Тихо-тихо, — сказал он животным. Взял со дна кожаный мешок, спрыгнул с облучка и похлопал крупную кобылу, что прежде была под ним. — Больше тебе не придется таскать фургон. Завтра же возвращаюсь в седло.
Он остановился перед магом и, задрав голову, взглянул на Аристобулуса.
— Мы убили их всех, — сказал он так просто, будто сообщил, который час.
— Ты уверен? — спросил Аристобулус. — И Ольмина тоже?
Карл полез в кожаный мешок.
— И Ольмина. — Он вытащил руку. Покачиваясь на зажатых сильными пальцами черных волосах, голова Ольмина тихонько кивала, соглашаясь со сказанным.
Глава тринадцатая
К БРЕМОНУ
Уныние и отчаяние хоть и часто, но далеко не всегда совпадают; между ними есть разница: страхи уныния беспричинны, для отчаяния же нужна причина самая серьезная; уныние порождается печалью и страхом, а отчаяние питает их, как и всю безутешность скорби.
Карл не знал, когда это случилось, но у него появилась привычка — растирать запястья, словно чтобы убедиться, что наручники сняты. Уже скоро неделя, как Ахира с помощью добытых у работорговцев инструментов освободил друзей от остатков кандалов. Во всяком случае, от физических остатков.
Карл опустил правую руку на седло и покачал головой — левое запястье было красным и горело. Он встряхнулся, потом резко натянул повод; кобыла перешла с рыси на шаг, остановилась и пропустила мимо два фургона.
Карл с ласковой улыбкой потрепал ее по шее.
— Я дал бы тебе имя, но нам придется расстаться у подножия горы. У меня нет ни малейшей надежды провести тебя сквозь Дверь — мне будет легче, если ты останешься безымянной. Понимаешь?
Она вскинула голову и заржала. Карл хмыкнул. Это не был ответ на вопрос; лошадь просто возмущалась, что ее обгоняют упряжные одры, такое оскорбление было невыносимо для нее — представительницы верховой знати.
— Что ж, хотя бы я тебя понял.
Карл пустил кобылу медленным шагом, а сам привстал в седле, вдыхая прохладный, сладковатый воздух из земель за Пустошью. Восточный ветер принес ему слабый мятный запах, напомнив об охапках скошенных сохнущих трав, и едва заметный намек на мускус.
Уолтер, восседавший на своем обычном месте — на облучке их фургона, — кивнул ему и приподнял мех.
— Хочешь?
Движимый больше солидарностью, чем жаждой, Карл подвел кобылу к повозке и наклонился взять воду, а кобыла, послушно приноравливаясь к скорости фургона, вскидывала голову и выделывала коленца, всем видом показывая, насколько она не пара этим понурым пыльным тварям в упряжке.
Карл лениво размышлял о судьбе пары мулов. Возможно, они тоже сбежали от работорговцев; а возможно, кусок жаркого над костром был как раз куском мула. Он пожал плечами: те, кто знал это, благополучно умерли, и он вовсе не собирался воскрешать их, чтобы задать этот вопрос.